Война нервов. Страница 2

Старик закашлялся и был вынужден принять от гостя воду.

– Возня вокруг нацистского золота началась давно, – продолжил он. – Я был лично знаком с итальянским послом в Мадриде. 20 сентября 1944 года он написал письмо и направил его в испанский МИД. Он написал, что нацисты захватили во время оккупации Рима девяносто восемь тонн золота в Банке Италии, и просил содействовать его возвращению в страну. Итальянцы рассчитывали пополнить свои полупустые сейфы.

– Так просто?

– Вот и ты так думаешь. – В голосе старика прозвучали уважительные нотки.

– А как же диктаторы Испании и Португалии?

– Они были хорошо осведомлены о происхождении золотых слитков.

– О преступном происхождении слитков, – непроизвольно поправил Петр Юсупов, потомок ногайских мурз, российских князей, участников походов, войн, заговоров. Втягиваясь в разговор, он все же не верил в золото, все еще хранившееся в этом доме.

– Как и я, ты, Петр, военный человек. Вначале ты надел военную форму, а уже потом сделал выбор в пользу нашего ордена. Я всегда ценил это качество в военных людях. Трезвый выбор и долгое служение делу. Я сделал выбор в твою пользу и по той причине, что ты…

Рейтер еле слышно прошептал: «Нет, рано. Пока он услышал то, что его не удивило и не могло удивить. Пора заканчивать эту лживую, позаимствованную прелюдию и раскрыть ему глаза на правду».

– Я передам тебе тайну, которая может разрушить орден до основания, расколоть Ватикан, пошатнуть папский престол. – Епископ указал на себя: – Quelle[2]…

И вдруг содрогнулся. Юсупову показалось, что он затрепетал от ужаса.

Гость спокойно смотрел в лицо умирающего епископа, провожал последние мгновения его жизни. Он не испытал к нему, как раньше, жалости. И все же глаза полковника испанских ВВС наполнились печалью; в них не было лишь одного, что почти всегда стоит за глубокой грустью: уверенности в том, что все будет хорошо.

Нет, на этой земле епископу Рейтеру хорошо уже не будет. Может быть, на том свете, куда в этот миг готовилась улететь его душа, ему уже припасли тихий и светлый уголок…

Юсупов не мог думать в другом ключе, глядя на священника, обезображенное лицо которого к этому моменту стало умиротворенным.

Для Юсупова он сделал много. По сути, полковник, не имеющий духовного сана, стал его духовником и принял необычную исповедь от него. Он только что не сказал «спасибо», наклоняясь над епископом и касаясь губами его лба.

Он перекрестился сам и осенил крестом умершего священника со словами:

– Покойся с миром, отец…

С мыслью: «Нужно позвонить прелату в Рим и сказать ему о кончине епископа», показавшейся ему ненужной, лишней, не имеющей смысла, Юсупов оставил комнату покойника и вышел в коридор. Он много раз бывал в этом доме на западе Мадрида, в небе которого некогда советские истребители охотились за немецкими бомбардировщиками…

Юсупов неожиданно ощутил во рту металлический привкус. Он сглотнул, понимая, что кусок не полезет в горло, хотя и чувствовал голод. «Сколько я не притрагивался к пище?» – подумал полковник, направляясь, однако, в кухню. Он открыл холодильник, достал кусок плавленого сыра в пластиковой упаковке и бумажную тарелку с чуть подсохшими ломтиками копченой колбасы. Такую пищу епископ Рейтер не ел уже много лет. Гость предположил, что колбасу могла купить и нарезать для себя монахиня, которая последние дни не отходила от постели епископа и лишь сегодня получила передышку.

Намазав сыр на хлеб, положив сверху колбасу, Юсупов откусил бутерброд и тут же почувствовал значительное облегчение. Достал из шкафа красное вино и, делая мелкие глотки, стал смотреть в окно на улицу.

Фасадная часть дома выходила на парк Атенас, по обе стороны которого разместились, утопая в зелени, часовня Святой Девы дель Пуэрто и церковь Святой Девы Альмудены. А сразу за ней – Королевский дворец, самый красивый в Европе, вместивший в себя множество музеев: живописи и декоративного искусства, музыки, аптеки, вооружения, нумизматики…

Как ни странно, Юсупов больше любил не сам Мадрид, расположенный в центре Иберийского полуострова, а его окрестности. Раз в году он бывал в Толедо, где восемь веков ежегодно из собора выносят святые мощи…

Он поймал себя на странной мысли: все восемь столетий епископ Рейтер принимал участие в этом торжестве.

Гость доел бутерброд, сполоснул руки под краном и задумался – что-то упустил из виду, забыл. И вздохнул от досады: оповестить прелата ордена о смерти Всадника[3], старейшего члена католического ордена.

Не сейчас.

Юсупов спустился в подвал, поскольку только там, по его мнению, и могли храниться золотые слитки. Он старался не думать о них, чтобы было легче пережить разочарование. Все же он невольно настроился на положительный результат и действовал в таком ключе, будто сопровождал свою копию.

Подвал проходил под всем домом, и лишь в той части, которая после взрыва газа подверглась ремонту, все пустоты были заделаны бетоном и камнем.

В дальнем углу подвала находились котельная с дровяным отоплением и немалый, на несколько лет, запас дров. Если где и есть потайная дверь, то за аккуратными поленницами.

Юсупов не решал никаких головоломок. О католическом ордене, в котором он состоял уже пятнадцать лет, рассуждал с позиции военного. Со времен инквизиции функции папской разведки, контрразведки и ведения дознания возлагались на доверенных лиц из числа кардиналов, епископов и прелатов, возглавлявших особые структуры и ордена. Сегодня иезуиты уже не имеют прежнего влияния в католическом мире – их место занял другой орден Ватикана – «Prelatura della Santa Croce e Opus Dei»[4].

Он неожиданно вспомнил: накануне конклава кардиналов, который избрал краковского епископа Кароля Войтылу новым папой, Иоанн Павел II посетил один из ватиканских церковных склепов и пал ниц, распростершись на плите из зеленого мрамора с надписью «Хосемария Эскрива де Балагер». Это была могила испанского священника – основателя светского католического ордена «Опус Деи».

Он разобрал один ряд дров, отбрасывая дубовые поленья за спину, и приступил к другому. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем перед взором Юсупова предстала шероховатая стена. Он уже успел сориентироваться: эта стена являлась фундаментом для несущей стены в комнате епископа. А вот соседняя часть здания с широким окном, предназначенным для выгрузки в подвал дров, выходила во внутренний двор дома.

Юсупову пришлось еще потрудиться, пока он не обнажил большую часть отштукатуренной стены. Он вернулся на середину подвала и нашел там колун, точнее, топор с длинной ручкой и узким лезвием для лесорубов. Вооружившись им, он ударил в стену, еще раз, на слух определяя ее толщину: не шире одного кирпича. Семь, восемь, десять ударов. Пара соседних кирпичей поддалась, и следующий удар выбил их из стены; они повалились, ударившись обо что-то.

«Я перенес золотые слитки в этот дом».

Только теперь Юсупов, стоя перед проломом, подсчитал, сколько раз спускался в подвал Вильгельм Рейтер, тогда еще посольский работник, принося по одному стандартному слитку весом в двенадцать килограммов. Полторы сотни раз он пересчитывал ступени…

И теперь уже сам содрогнулся. Почему эта невероятная мысль пришла ему голову, он так и не понял. Ведь ничто не указывало на Вильгельма Рейтера как на убийцу. Юсупов представил: Всадник маскирует смерть хозяйки под взрыв газа. Ему нужен этот дом, этот подвал, способный вместить все золото наци. В строгом костюме и галстуке он стоит над трупом женщины… Может быть, уже тогда он представлял себя «рыцарем в сутане».

Вильгельм Рейтер был немцем, рассуждал Юсупов. Но не членом германской фашистской партии. Но так ли это?.. В начале восьмидесятых годов прошлого столетия папа римский даровал «Опус Деи» статус своей личной прелатуры – структуры, которой сейчас управлял один из его прелатов. Многие священники объявили идеологию «Опус Деи» одной из разновидностей фашизма. Есть ли тут связь с Рейтером, немцем по национальности?..

2

Источник (нем.).

3

Рейтер по-немецки – всадник.

4

«Прелатура Святого Креста и дела Бога».